ЗАМЕТКИ ИЗ ИЕРУСАЛИМА — ЯНВАРЬ 2010

2 января 2010 года

Шалом хавэрим!

Сегодня исполнился ровно год с даты моего первого письма в рассылке. Благодарю Всевышнего и каждого из вас за то, что целый год вы были моими слушателями. За то, что я мог говорить с вами, делиться своими переживаниями и наблюдениями.

Многих из вас я не знаю лично, со многими познакомился за этот год. Зато каждый теперь стал мне близким и дорогим собеседником. Даже те, кто не написал мне за этот год ни слова.

А еще мне намного ближе стали страна и город, в которых я живу. Народ, среди которого я живу. Все потому, что мне теперь приходится более пристально вглядываться в происходящее вокруг, на каждое событие глядеть с вопросами: «А написать ли об этом в рассылке? А если написать, то как именно?».

Большое спасибо вам всем за неоценимую поддержку, которую вы мне оказывали. За слова ободрения, за руку дружбы, за то, что просто-напросто не отказались получать эти письма. За то, что помогли мне еще больше полюбить Иерусалим и евреев. И не только их, но и Всевышнего, который обратил свой взгляд на мой народ и на всех тех людей из других народов, кто любит Его.

Спасибо, мои дорогие! Спасибо — и продолжим завтра…

Будем только живы, бээзрат аШэм!

26 января 2010 года

Шалом, хавэрим!

Давненько мы с вами не встречались! Около месяца, который вобрал в себя массу событий: новогодние каникулы, в которые приезжали родственники и друзья, неизбежный зимний грипп, а также суету, суету, суету…

В ночь с воскресенья на понедельник я вернулся домой из недельной поездки в Киев. Вылетал из Борисполя в двадцатипятиградусный мороз, прилетел в плюс тринадцать. Успел еще застать ливни и дожди, которые всю неделю шли у нас в Израиле. А в Киеве запомнились наледи вдоль дорог, нечищеные дворовые проезды и маленькие улицы, по которым с трудом пробирались автомобили, мороз, но больше всего — горячие сердца и теплые улыбки тех, кто принимал меня там, с кем я там встречался. Спасибо вам еще раз, киевские друзья!

Да, а прошедшие сильные ливни не только пополнили водой Кинерет, но еще и размыли несколько туннелей контрабандистов в секторе Газы… Как я понимаю, не меньше, чем удалось разбомбить нашей авиации…

Кстати, о секторе Газы. Наши службы безопасности подвели итоги 2009 года. Главный вывод: операция «Литой свинец» резко снизила число терактов и ракетных обстрелов израильской территории. В 2009 году по Израилю было выпущено из Газы 455 ракет, из них 406 в течение января во время военной операции ЦАХАЛа. В 2008 году по Негеву террористы выпустили почти 2500 ракет. Ситуация изменилась и в Иудее с Самарией, — там в 90% случаев антиизраильские вылазки свелись к бросанию бутылок с зажигательной смесью. В результате в прошлом году от действий террористов и во время борьбы с ними погибли 15 израильтян, из них 9 во время операции «Литой свинец», тогда как в 2008 году — 36. Число раненых израильтян в 2009 году составило 234, из них 185 пострадали во время войны в Газе. В 2008 году в терактах ранения и иные повреждения получили 679 граждан Израиля.

А вот это выделю особо: в 2009 году в Израиле, впервые за 17 лет, не было ни одного теракта, осуществленного террористом-смертником.

Чуть позже попотчую вас еще статистикой.

За прошедшее время накопилось много такого, о чем хотелось бы рассказать. Было немало встреч, немало событий. Сегодня смогу рассказать лишь о немногом, о том, что более всего коснулось меня.

Не раз уже я вспоминал слова моего здешнего учителя иврита, который говаривал: «Правительство в Израиле — такое же дрянное, как в других странах мира, политика здесь такая же отвратительная, как везде, но нигде не найдешь столько добрых и умных людей, как в Иерусалиме!» Вспомнил я их опять не так давно, когда вез своих друзей, приехавших из Подмосковья на недельку погостить в Израиле, по Иерусалиму. Мы подъехали к перекрестку и остановились на светофоре: нам был красный. Около нас, в левом ряду стояла машина с открытой дверцей водителя. Сам водитель, пока горел красный свет, выбежал к тротуару, чтобы дать денег пожилой нищенке, которая сидела на тротуаре возле опоры светофора. Быстренько вернулся, сел в машину, загорелся зеленый, мы тронулись одновременно.

Моя гостья не смогла скрыть удивления увиденным, а я даже не сразу понял о чем она, переспросил. А потом осознал, что сам я попросту привык к подобным эпизодам, они не кажутся мне чем-то из ряда вон выходящим. А когда-то, когда я приезжал в Иерусалим еще туристом, мне было удивительно, что мои иерусалимские друзья советовали всегда иметь при себе монетки по шекелю или по пять, особенно при прогулках в Старом Городе или при походе к Стене. Приятели мои знали, что будут просящие.

Довольно долго я старался внимательно смотреть, кто просит деньги, и не давать, если это будет профессиональный нищий или человек, не вызывающий доверия. Но однажды в пятницу, т.е. незадолго до наступления Шаббата, я оказался на улице Бен-Йеѓуда — на центральной пешеходной и торговой улице города. Там есть довольно известный нищий, который обычно стоит на перекрестке с улицей Лунц. Мне он напоминает Карабаса из детской книжки: полный, бородатый, смуглый. Он подошел ко мне, потрясая коробочкой для сбора милостыни, чуть ли не тыча мне ее в лицо и выкрикивая «Шаббат! Мицва!» (мицва = заповедь). Он увидел на моем лице желание отказать, приостановился и как-то спокойно, даже с укоризной, повторил: «Шаббат! Мицва! Ну?» И тут я понял, что он не просит милостыню, он ее предлагает: он предлагал мне, давал мне возможность исполнить заповедь! Заповедь милосердия и заповедь Шаббата. Потому что это большая честь: помочь другому еврею устроить шаббатнюю трапезу, как следует, если у него самого нет на это средств. Это вообще великая заповедь — не оставить еврея голодным, но помочь ему купить еду к шаббатнему столу — это еще больше. С тех пор я всегда даю деньги просящим, потому что знаю: дело не в них, а во мне. Когда такие люди подходят ко мне с просьбой — это значит, что Всевышний удостоил меня чести исполнить заповедь, что он счел меня достойным этого и способным к этому. Хотя вообще-то я давать деньги просящим не люблю, особенно, когда у меня самого этих денег нет. Но велика ли честь давать от избытка?

В городе Иерусалиме — как нигде! — много добрых людей.

В Киеве мы заехали в синагогу на Подоле, хотели зайти там в магазин, но он оказался закрыт. Когда выходили и уже шли к машине (а мороз был ниже 20!), нам навстречу попался пожилой еврей. В руках у него была сумка с какими-то фотографиями и картинками, которые он тут же попытался показать нам и стал предлагать нам хоть что-нибудь из этого купить. Мой спутник, не раз уже раньше видевший старика, поспешил к машине — точно, как я когда-то спешил в подобных ситуациях в Москве. Я было поспешил за ним, тем более, что холод прихватывал. Но тут старик сказал слова, которые остановили меня, как хлыстом. Нет, он не напомнил про мицву, он просто развел руками и как-то так горестно сказал: «Ну, хоть на хлеб что-нибудь деду дайте!» Из наличных денег у меня с собой была только бумажка в 20 долларов. Я остановился и сунул ее старику в ладонь. Он увидел, сколько получил, расцвел и заговорил отрывисто, бросая слова по одному, по два: «Да ты… Ты знаешь, что ты сделал… Ты знаешь, на сколько мне этого хватит?! Сынок, дорогой! Откуда ты? Бог благословит!.. Постой, постой!» Я не успел добежать до машины, потому что тротуар и проезжая часть были покрыты ледяными рытвинами, так что старик остановил меня и упросил взять его фотографию — парадную, при всех орденах. На прощанье он говорил уже с гордостью: «Это боевые награды! Тут теперь говорят, что евреи не воевали… Если тебе кто скажет такое — покажи ему фотографию: воевали евреи! Еще как воевали!»

Мы поехали дальше. На очередном светофоре вдоль череды машин шла довольно молодая женщина с мальчиком и просила милостыню. Она не успела дойти до нашей машины, когда движение возобновилось. Но я отметил для себя, что мой друг приготовил деньги, как только увидел нищенку: чтобы дать ей, когда она подойдет к нам. Не получилось: женщина и мальчик отошли в сторону, чтобы пропустить поток машин. А мой спутник еще какое-то время ехал с банкнотой в руке, а потом не убрал деньги в карман, а спрятал за солнцезащитный козырек, чтобы в случае чего не надо было далеко тянуться. Я знаю — он мечтает переехать в Иерусалим…

Вот и весь мой рассказ на сегодня. А в завершение письма — еще немного статистики, как и обещал.

В 2008 году в Израиле были проведены 19594 операции по прекращению беременности: это наименьший показатель с начала 1990 года, отмечает Министерство здравоохранения. Чаще всего прерывание беременности делают репатриантки из Эфиопии: 41 аборт на каждую 1000 женщин детородного возраста. Далее с большим отрывом следуют репатриантки из России и других стран СНГ — 15 абортов на 1000 женщин, причем медики отмечают тенденцию к сокращению этого показателя. Еврейки-уроженки Израиля стоят на третьем месте — 11 абортов на 1000 женщин.

Дирекция раввинских судов Израиля сообщила, что количество разводов в 2009 году сократилось на 2,3%. Всего за 2009 год раввинские суды рассмотрели и вынесли решение по 9986 бракоразводным процессам. За это же время раввинским судам пришлось наложить санкции на 50 мужчин, отказавшихся вручить женам разводное письмо (гет), несмотря на постановление суда. Шестеро из них были приговорены за это к лишению свободы, а против 44-х были приняты меры экономического характера.

Будем живы, бээзрат аШэм!

28 января 2010 года

Шалом, хавэрим!

Вчера был Международный день памяти жертв Катастрофы. Он приурочен к 65-й годовщине освобождения Освенцима войсками Советской Армии.

Я специально не написал об этом вчера — решил дождаться всех новостей. Новостей оказалось не так уж мало, но у меня нет желания обобщать или цитировать их. Вместо этого хочу поделиться с вами подарком, который я получил к этому дню от моего близкого и дорогого друга. Это стихи, которые положены на музыку. Не знаю, кто написал стихи. А положил их на музыку Йеуда Поликер, сын еврея из Фессалоник, пережившего Холокост. Стихи были написаны по-польски, но ко мне дошли в переводе, поэтому то, что вы прочтете сейчас — это лишь мой пересказ…

По ветке между Тлущем и Варшавой,

Идущей от варшавского Восточного вокзала,

Отходит поезд тихо от перрона

И едет не сворачивая, прямо…

Поездки срок, бывает, длится

Все пять часов и сорок пять минут ещё,

А иногда такая же поездка длится

Всю жизнь твою, пока ты не умрешь…

Вот станция, совсем малышка,

Три елки только здесь растут

И вывеска совсем простая,

С двумя словами: «Полустанок Треблинка»…

С двумя словами: «Полустанок Треблинка»…

Нет даже кассы,

Носильщика не видно,

И злотых миллион купить

Не сможет здесь билет обратно.

Никто не ждет тебя на полустанке.

Никто не машет здесь тебе платочком.

Лишь тишина повисла в атмосфере,

Чтобы приветствовать тебя в незрячем запустеньи.

Молчит, застыв, зеленая троица елей.

Молчит, застыв, черная доска объявлений.

Потому что здесь — полустанок Треблинка…

Здесь — полустанок Треблинка…

И только дерзкая реклама на плакате

Еще кричит:

«Готовьте лишь на газе!»…

Будем живы, бээзрат аШэм!

И будем помнить тех, кто выжил, и тех, кто не смог…