МИЛЫЙ ПАЛЕСТИНСКИЙ НАРОДЕЦ
Вспомнилось мне в связи с нынешней войной.
Было это лет -xx-дцать назад, жила я тогда в Москве на пятом этаже хрущевского дома, а дети были совсем маленькие.
Мы приехали в августе домой с дачи, а по квартире кружат и жужжат осы, полчища ос, как будто варенье варишь. Откуда они по-налетели – непонятно, но очень их много , в детской, в салоне , на кухне– летают, бьются в оконные стекла, ползают по столам, стульям, жалят при первой возможности , просто невозможно жить.
Несколько дней я терпела, наконец заперла детей с одной комнате, перебила там ос, подоткнула под дверь одеяло, чтобы в щель снова осы не залетели, а сама оделась как капуста: высокие сапоги, несколько пар джинсов, дубленку, толстые мужнины перчатки, шапку с ушами, шарфом обмотала лицо, надела темные очки – это все летом, в жару! – и вышла на бой.
Эпицентром осиного полчища был балкон, там они просто тучей кружили.
Открыла я шкафчик, что стоял на балконе с древних времен и почти никогда не открывался, там банки пустые стояли, лыжные ботинки,– и ужаснулась.
Пространство между полками шкафчика было заполнено каким-то страшным темным образованием, примерно полметра в диаметре, и оно вибрировало, гудело, жило.
Полчища ос рванули мне навстречу, бились в лицо, вцеплялись в руки, изворачивали тельца так, чтобы жало поглубже вошло во врага, выпускали яд. Меховые с кожаным верхом перчатки, вы спасли меня тогда. Мягкие , бежевые, она покрылись сплошь темными пятнами от яда и задубели, но до рук осы достать не могли.
Большим кухонным тесаком я рубила осиный шар. Мне никогда раньше не было так страшно, но отступать тоже было некуда – ос оказалось гораздо, гораздо больше, чем я думала. Внутри шара были ячейки, в них- какой то фильм ужаса: мерзкие личинки и много живых ещё, полу-обглоданных парализованных насекомых, гусениц, куколок. Осы парализуют их ядом, а потом медленно скармливают личинкам, как консервы.
По этому кошмару ползали взрослые осы-няньки, вдруг взмывали облаком, как по команде, и отчаянно меня атаковали, защищая гнездо. Другие кружили и жалили без передышки.
Не могу сказать, сколько это длилось. Я раскромсала гнездо на несколько кусков, выковыряла их из шкафа, каждый кусок засунула в целлофановый пакет и как могла в деревянных растопыренных перчатках, завязала узлом. Помню, как истекала потом под слоями одежды, неуклюжая, как космонавт в скафандре, как осы остервенело бились мне в лицо, помню, как колотилось сердце где-то у горла.
Дома было несколько спреев–кислот для мытья плиты, для чистки унитазов, что-то он комаров – все это я вылила на кишащие осами развалины гнезда.
Ладно, сокращу историю моего боя.
Я победила, получив всего несколько очень больных укусов – в основание шеи, туда залетела и запуталась в складках шарфа одна оса, и еще две-три пробрались к запястьям между рукавами и краем перчаток.
Я и сейчас помню мои чувства, когда уже все убрала, выбросила и принала душ.
Страшное воздуждение, боль от укусов, а главное – глубочайшее удовлетворение. Я должна была это сделать, и я это сделала, я победила.
И ещё – тишина, удивительная, непривычная тишина, от которой мы отвыкли за последнее время. Никто не жалит, не жужжит и не бьется в стекло. Дети не визжат и не плачут.
Нет постоянного страха и ощущения опaсности. Нет ос.
Я долго боялась, что они вернутся отомстить, и все начнется сначала. Но осы не вернулись никогда.
Я очень боялась этой наземной операции. Мне так страшно за наших мальчиков, там, в осином гнезде Газы, я спать не могу.
Но когда мы все увидели эти туннели, подземные бункеры, снаряды, склады оружия, весь этот ад, построенный на деньги гуманитарной помощи всего мира, это гадючье гнездо, созданное, чтобы нас уничтожить, стало ясно, что в этой борьбе уцелеет только кто-то один и что идти надо до конца.
Мне странно слышать призывы поберечь Хамас, как единственного партнера для переговоров.
Хамас нам не партнер.
Нельзя договориться с осами. Это убийцы, и защитить себя и своих детей можно, только уничтожив их и их гнездо. Не зачистить, не попугать, они снова вернутся и размножатся. Только полностью уничтожить.
И сверху полить кислотой для унитаза.
Luba Kamenetsky