ЗАМЕТКИ ИЗ ИЕРУСАЛИМА — НОЯБРЬ 2009
15 Ноября 2009 года
Шалом, хавэрим!
Конференция отняла целый месяц… Надо было участвовать в подготовке. Надо было встречать гостей. Надо было на конференции быть. Надо было провожать гостей домой. А потом еще надо было в себя прийти…
Зато я много встречался с разными евреями. Много ездил по стране. Впервые побывал в Беэр-Шеве, а потом еще и в киббуце неподалеку от нее. Никогда бы не подумал, что дорога в пустыню будет лежать через столь живописные холмы и леса…
Но вот евреи, евреи — самое сильное впечатление. Куда-то я, видимо, не туда ездил… Такое впечатление, что нормальные евреи — в кипах, с цицит — заканчиваются сразу после Иерусалима. Конечно, это не так, но так запомнилось… Что-то со мной, наверное, не так: я не просто люблю — я по уши влюблен в свой Иерусалим, в своих евреев — религиозных сильно и слегка. Одно из потрясающих, самых сильных положительных воспоминаний месяца: раннее утро, вскоре после рассвета; мы с моим другом из Москвы прямо из аэропорта приехали к Стене; а нам навстречу уже идут евреи, которые только что закончили утреннюю молитву в миньяне — у них светятся лица, они улыбаются, их черные одежды становятся лишь фоном, подчеркивающим свет молитвы… Наверное, я все это выдумываю…
Друга моего я отправил к Стене молиться. Сам остался около выхода от Стены. Не знаю, почему не пошел вместе с ним. Скорее всего, подсознательно не хотел мешать — ведь это был его первый опыт, первая встреча со Всевышним в таком месте. Скорее всего, хотелось посмотреть, каким он вернется оттуда: для меня вид человека, идущего от Стены после первой в жизни молитвы там — это как лакмусовая бумажка, как проявленный снимок, рассказывающий о состоянии души… Ошибок пока не было…
А пока я ждал. Ждать пришлось дольше, чем я думал. Я ждал и смотрел на движение людей вокруг. Я часто бывал здесь вечером, даже почти ночью, но впервые — около шести утра. Оказалось, кто-то организовал бесплатный кофе с булками или сэндвичами. Соблюдающие евреи не едят, пока не закончат утреннюю молитву, а значит, могут поесть лишь примерно через час после сна… Не всякому такое дается легко, вот кто-то и позаботился, чтобы слабые могли подкрепиться сразу после молитвы. Заодно угощались кофе и полицейские: то ли готовившиеся идти домой после ночной смены, то ли готовившиеся заступать на дежурство. В это время больше людей уходило от Стены после молитвы, чем приходило к ней. Это понятно: те, кто торопится начать день, заканчивают молитвы к началу седьмого. А те, кому торопиться некуда, начнут приходить ближе к восьми… Вот сын и внук вывезли с молитвы пожилого еврея. Вывезли на коляске. Старичок явно слаб, спина согнулась, голова склонилась к груди. Но одет по всем правилам, но ясные разумные глаза, но лицо после молитвы умиротворенное, как будто бы и нет никакой немощи… Сын сбегал на стоянку, где обычно стоят только полицейские машины, и приехал за отцом на машине. Прямо сюда, к выходу от Стены. Через всю площадь. Вдвоем с внуком они бережно посадили старика в машину, загрузили коляску, погрузились сами и всей семьей медленно порулили восвояси…
Что делать? Люблю я евреев. Особенно молящихся… И знаю ведь, что все люди, как люди, что наверняка среди них немало несимпатичных и не таких уж добрых и учтивых, а все равно люблю.
А вот и мой друг — а с ним и радость мне: у него именно такие глаза, как я хотел увидеть… Глаза немного растерянные, но вмиг ставшие какими-то не от мира сего, какими-то углубленными глубоко внутрь сердца и одновременно вознесенными далеко в высь небес… Глаза, в которых все еще стоят слезы. О чем он молился? Не знаю, я не спрашиваю об этом людей. Зато я знаю, вижу, как у него это было: так, как бывает только у Стены.
Знаю, что многие участники конференции чуть ли не каждый вечер ходили к Стене. Жалею, что не мог составить компанию каждому из них…
А еще были евреи, которых у нас называют «кипа в кармане». Помните, когда-то я писал о трех главных разновидностях евреев: «черные кипы», «вязаные кипы» и «кипа в кармане»? Это такие интересные евреи, которые надевают кипу «когда надо», а когда не надо — тут же снимают ее. Думаете, это плохие евреи?! Как бы не так!! Еще какие хорошие!! Есть ведь и те, кто вообще кипу не носит…
С кипой вообще в Израиле можно попасть во всякие интересные истории. Повторю то, что уже писал раньше и чему меня когда-то научил мой друг Михаэль. Это в Москве или Берлине любая кипа — просто знак еврея, а в Иерусалиме кипа рассказывает о человеке очень многое. Вид кипы, ее цвет, материал, размер — все это знаки, понятные местным евреям и говорящие о статусе и религиозной принадлежности владельца кипы. Опытному глазу даже сразу заметно, носит ли человек кипу постоянно, или надевает ее от случая к случаю. Когда я сам приезжал в Израиль туристом, я был типичным представителем группы «кипа в кармане»: в Москве надевал кипу только на публичную молитву или подобные мероприятия, а в Израиле носил ее все время, гордо чувствуя себя евреем… Теперь я понимаю, как забавно я выглядел… На улице Бен-Йеѓуда и около Стены меня всегда окружали просящие подаяния. Я спокойно заходил в любой ресторан. Ко мне сразу начинали обращаться по-английски… Сейчас все это изменилось: никто не отрывает меня, когда я молюсь у Стены, не подходит с коробочкой для пожертвований. После молитвы — могут подойти, но время молитвы — не отрывают. Если вдруг я пойду в ресторан, который окажется некашерным, охранник при входе тут же скажет мне, что мне сюда не надо. Да и говорить со мной теперь начинают на иврите… Увы, я далеко не всегда могу так же хорошо на иврите ответить…
Всякие забавные вещи случаются, когда пытаешься выглядеть… Бухарская кипа над славянским лицом — это выглядит гордо, но не совсем натурально. Смотришь и улыбаешься, любя. С нашей группой участников конференции произошел забавный эпизод. Когда эта смешанная группа сходила на берег с большой лодки, катавшей ее по Кинерету (Генисаретскому морю), какой-то молодой парень из местных сразу вычислил в группе израильтянина, подошел к нему и спросил: «А что это за толпа гоев, одетых, как евреи?» Без злобы, без вызова. Ему, молодому киббуцнику, было просто любопытно…
Чехов писал, что в человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Наши еврейские мудрецы за тысячелетия до Антона Павловича говорили нечто подобное: еврейским у еврея должен быть не только его внешний вид, еврейской должна быть его душа, еврейскими должны быть его мысли, еврейским должно быть его внутреннее состояние… Шауль Тарсянин, повторяя мысль великого Ѓиллеля, выразил это такими словами: «не тот иудей, кто таков по наружности, но тот иудей, кто внутренне таков: ему и похвала не от людей, но от Бога». А еще евреи облекли это все в форму майсы, которая в разных вариантах ходит в народе. Приведу ее здесь в том варианте, который мне видится более близким к оригиналу.
Один тщательно соблюдающий ѓалаху еврей попал в руки к римлянам, а те сбрили ему бороду, желая досадить ему и поиздеваться над ним. Вернулся бедный еврей домой, пришел к своему другу и жалуется: «Как же мне теперь быть?! А вдруг возьмет меня Всевышний, спросит: «Еврей, где твоя борода?»
Друг ответил: «Главное, чтобы Всевышний не спросил у твоей бороды: «Эй, борода, а где твой еврей?»
Что же должно составлять внутреннее достоинство еврея? Послушание Богу, исполнение заповедей. Значит — любовь и милость… Если же нет любви ко Всевышнему и к ближнему, то никакая борода не спасет. Но если нет ни бороды, ни любви, то что вообще от такого еврея остается?
Вот, еврей-христианин, который не смущается сказать, что ненавидит ортодоксальных евреев, он ведь и по наружности не еврей, но и по духу тоже нет. Если ортодокс ненавидит христианина, так что с ортодокса спрашивать? Он ведь не провозглашает себя проповедником и проводником любви… А христианин?
Каждый раз, когда я смотрю на Иерусалим с обзорной площадки в районе Арнона, вспоминаю слова Евангелия, как плакал Йешуа, глядя на этот город… Не кричал «ненавижу!», а плакал. Он, начавший служение призывом к покаянию, завершал его молитвой о прощении тех, кто не ведает, что творит… Шауль Тарсянин, апостол Павел, готов был оказаться отлученным от любви Мессии, от самого ценного, что у него было, ради братьев своих, евреев…
Часто ли сочувствуют своим соблюдающим братьям-ортодоксам евреи-христиане? Часто ли готовы отказаться от своих нееврейских привычек, чтобы не нарушить их шаббатний покой? Готовы ли отложить в сторону цитатник («евангелизационный» трактат) и вооружиться сочувствием и вниманием к человеку?
Верю, что намного чаще, чем мне доводится видеть. Да и среди тех, с кем сводят меня жизненные пути, значительно больше тех, кто молится у Стены среди евреев и вместе с ними, чем тех, кто возводит новую стену, ограждая себя от них.
Мой добрый друг написал мне письмо: «Никогда не думал, что так приятно будет сказать простое слово «шалом»… Я счастливый человек! Бог послал мне прекрасных друзей! Шалом — это завершенность, шалом — это цельность, шалом — это мир. Моим друзьям нравится говорить «шалом!» Иерусалиму и его евреям. А мы и не против!..
Будем живы, бээзрат аШэм!
15 Ноября 2009 года
Шалом, хавэрим!
Разъехались гости… Чуть было не сказал: наконец-то разъехались! Но подумал и понял, что нет, так будет неверно. Потому что самих-то этих гостей я люблю… Просто устал немного… Теперь ожидается перерыв недели в две, надо успеть сделать все то, что было отложено в сторону из-за гостей…
А гости опять подарили мне знакомство с новыми местами. На этот раз — с новыми местами в Иерусалиме. Наконец-то я прошел пешком через кварталы района Нахлаот. И пришлось мне походить по улицам арабских кварталов Старого города.
О Нахлаоте, быть может, я когда-нибудь еще расскажу… Нужно, чтобы сильные впечатления устоялись, осели… А расскажу пока о кварталах арабских.
В этих кварталах я впервые побывал в 2004 году, когда мы с зятем впервые приехали в Иерусалим. Гуляли пешком, немного заблудились, вышли к Шхемским воротам Старого города и прошли от них до Стены. Пожалуй, эта получасовая прогулка была с тех пор моим самым долгим пребыванием в арабских кварталах… Пребыванием, которое оставило не слишком приятные воспоминания: темно, грязновато, все время вертящиеся вокруг мальчишки, продавцы-зазывалы… С тех пор я бывал здесь лишь трижды, но все — «короткими перебежками» и лишь потому, что иначе нельзя было пройти. Теперь же на этой неделе мне пришлось побывать там дважды, причем каждый раз довольно долго: в первый день мы искали Виа Долороса и «храм» гроба Господня. Во второй — ходили за покупками…
Что сказать? Ну, не люблю я все эти «храмы» и якобы исторические христианские места. Чужды они моему еврейскому сердцу. Что Купол Скалы, что Аль-Акса, что «храмы» в старом городе или на горе Сион. У мусульман хотя бы мертвечины нет в их мечетях… А на горе Сион, которую сыны Кораховы в псалме называют «прекрасная возвышенность, радость всей земли», греко-православное кладбище. Рядом — католическое аббатство, в котором лежит то ли мумия, то ли муляж (сам не видел, только на фотографии). Народ паломнический думает, что Мария…
В Старом же городе меня совершенно сразил магазин, на вывеске которого крупными буквами написано по-русски: «МАГАЗИН ГРОБА ГОСПОДНЯ». Моему бедному уму и измученному воображению до сих пор не удается понять, чем же там торгуют, мерещится всякая жуть…
Верю, что сдует все это из Иерусалима, когда придет Машиах.
Но люди — это другое дело. Это не «храмы» и мумии. Это живые души. Одни делают деньги, бизнес на паломниках. Другие идут по «пути Христа» с любопытством. Третьи — с трепетом и искренней верой. Меня радует, что туристов очень много. Не припомню, когда было бы столько! Очень много русских. И пусть себе верят, что вот тут Иисус оперся о стену рукой, а вот здесь его похоронили… У нас в Иерусалиме таких мест на всех хватит! Для протестантов вот отдельное место «гроба Господня» определено, за стенами Старого города. Там очень красивый сад! А светские ученые откопали третью Голгофу. Ну, больше не меньше: глядишь, на три Голгофы народу больше приедет смотреть, чем всего на две. Кстати, в этом году и место крещения на Иордане еще одно собирались открыть, ближе к Иерусалиму.
Но знаете, не зря в народе говорят: «Не место красит человека, а человек место!» И эти наши «исторические» места красит имя Иисуса. Пусть сдует ветер Машиаха все эти «храмы», но пока они стоят, каждый идущий к ним, каждый любопытствующий так или иначе, но вспомнит, кто был распят на Голгофе. А может быть, даже узнает, почему распят и зачем…
Что ж… Вот, наши арабы… Всегда хотят продать хоть что-то из своих лавок. Всегда готовы услужить. Никогда не знаешь, чего от них ждать…
Обычно я прошу своих знакомых, восходящих в Иерусалим, не покупать товары у арабов. Не покупать, потому что чаще всего эти товары не вполне легальны, с них не платятся налоги. Никогда нельзя быть уверенным, что столь любезный продавец не отправляет часть своей выручки на поддержку террористов или сам не провел несколько лет в тюрьме за антигосударственную деятельность. Не думайте, что я параноик! Рассказываю о том, что узнал из весьма достоверных источников.
Но редко кто из моих гостей может устоять перед соблазном. Только разве что убежденные сионисты. Обычному человеку почти невозможно устоять, когда продавец снижает объявленную цену почти в два раза, а даже начальная цена процентов на 10-20 ниже, чем на такой же товар в еврейских магазинчиках, в которых еще и продавцы торгуются намного жестче.
Правда, в моем присутствии арабы не всегда чувствовали себя уютно, без меня давали моей гостье намного большие скидки. Забавно было наблюдать, как менялась реакция продавцов. Завидев нас вдвоем, они начинали хвалить свой товар по-английски, если слышали нашу русскую речь — по русски, а когда видели меня одного, то ко мне обращались уже на иврите. Не забавно было понимать, что мой вид, моя кипа, мои реплики на иврите их волнуют, раздражают. В первый день милейший продавец, которого я попросил показать, как попасть на Виа Долороса, сначала решил, что мы хотим пройти на Храмовую гору. Милый человек с милой улыбкой покачал головой и сказал, что нам туда не пройти: закрыто, проход есть только для мусульман. Думаю, он просто вид сделал, что не сразу меня понял. Уж больно пристально он при этом смотрел на меня… А потом послал с нами своего сынишку лет семи-восьми, показать нам путь. Сынишка путь показал, на Виа Долороса нас вывел и тут же стал так, чтобы я не мог обойти его и потребовал — не попросил, а потребовал — «give me money!», «деньги давай!». Я вспомнил «Двенадцать стульев» и деньги дал. Правда, совсем мало, меньше полушекеля.
Многие славно улыбались нам в лицо, когда приглашали в свои лавки, а когда мы проходили мимо, говорили нам вслед что-то по-арабски. Арабского языка я не знаю. Но вообще-то я знаю достаточно много языков и достаточно знаю людей, чтобы понять, почувствовать, что сказанное не было лестным…
Один из продавцов запомнился мне. Когда мы подошли к его лавке, он почему-то сразу решил, что знает меня… Ну, такое у меня лицо, что оно многим кажется знакомым. Довольно часто бывает, что совершенно не знакомые мне люди на улице здороваются со мной, особенно если я посмотрю на них чуть пристальнее. Вот и хозяин лавки несколько раз внимательно смотрел на меня и говорил, что где-то он меня видел. При этом было совершенно очевидно, что воспоминание это не доставляет ему радости. Спутница моя не нашла в его лавке того, что искала, и он вдруг сказал: «А у меня еще лавка есть. Пойдемте там посмотрим, там может быть то, что нужно.» Мы прошли метров 30 по той же улице. Он открыл двери, запертые на несколько серьезных замков. Вошли в лавочку, заставленную всяким псевдоантикварным хламом: медными кувшинами, тазами, тарелками. Хозяин включил свет, стал показывать очередные серьги и кулоны, а я увидел на задней стене помещения большой портрет Арафата. Мне стало противно… Не называйте меня параноиком! Вряд ли он специально повел нас в эту заброшенную лавку, чтобы я увидел портрет… Вряд ли. Но почему я не видел таких портретов ни в одной из открытых лавок?
Мы вышли из Старого города через Яффские ворота. Был чудесный день, светило солнце. К моей спутнице подошла какая-то пожилая женщина такого вида, который явно свидетельствовал, что она репатриантка из СССР, и спросила на иврите: «Вы говорите по-русски?» Мы ответили, что да, говорим. Оказалось, они с супругом отстали от экскурсии и должны теперь дожидаться своих у Яффских ворот. Мы успокоили ее, что они на верном месте и пошли на стоянку забирать машину. Вокруг был еврейский город Иерусалим. Дышалось мне легко и свободно.
Позавчера я встречался со своим другом, религиозным сионистом. Он предложил мне помечтать о том, чтобы нам выкупить несколько домов в арабских кварталах Старого города. Не называйте меня идиотом! Я согласился…
Будем живы, бээзрат аШэм!
